Читать книгу "Поэзия Басё. Перевод и смысл - Алексей Раздорский"

Караэда-ни карасу-но томаритару я аки-но курэ.

На ветке ворон отдыхает, Давно мертва её кора, Он осень взглядом провожает И думает: «И мне пора».

Но хотя ситуация во время написания хайку была адекватна той, в которой тогда оказался поэт, я всё же решил не уходить далеко от слов оригинала и остановился на более коротком варианте перевода:

Сидит на ветке ворон, Мертва её кора, Он осень провожает — Прошла её пора.

У японцев ворон абсолютно чёрный, не такой, как у нас – чёрный с серым, поэтому и его восприятие несколько отличается от нашего. В одном из хайку Басё прямо указывает – «мы ворона не любим» (ненавидим):

Хигоро никуки карасу мо юки-но асита кана.

Мы ворона не любим, И нам он неприятен, Но утром в снежный день Он, как и все, опрятен!

Здесь ещё интересно и то, что «утро» у Басё звучит «асита». Не видя иероглиф, можно не задумываясь перевести как «завтра»…

И тем не менее Басё написал очень красивый хайку, в котором чувствуются нотки сочувствия птице-изгою:

Табигарасу фурусу ва умэ-ни нарикэри.

Ворон-скиталец, время прошло, Гнездо твое старое совсем заросло, Пышные сливы теперь здесь цветут, Бывших жильцов в этом доме не ждут…

Басё сочинил этот хайку, когда вернулся в родной уезд Ига и был удивлён – всё очень сильно изменилось. В тот момент он почувствовал себя в родительском доме чужим – вороном-скитальцем. «Та-би-га-ра-су» – ворон-скиталец – фактически готовый поэтический образ из пяти слогов, поэтому в таком сочетании встречается даже чаще, чем просто «карасу» – ворон (а).

Следующий персонаж стихов – дятел – «кицуцуки». У Басё он просто «птица-разрушитель» и в его хайку встречается довольно редко. Но толкования и переводы так и не дают представления, что же всё-таки хотел сказать Басё, используя образ этой вполне симпатичной, упорной и упрямой птицы в одном из очень известных хайку:

Кицуцуки мо ио ва ябурадзу нацукодати.

Стих написан 5 апреля 1691-го года во время похода Басё по местам обитания своего друга и наставника дзен-буддизма Буттё, ранее служившего настоятелем храма Касима.

Рядом с храмом в небольшой роще стояла заброшенная хижина монаха Буттё. Увидев её, Басё был удивлён, что деревянные столбы домика не были выдолблены дятлами, которые обычно разрушали храмовые строения в поисках жучков в старой хвойной древесине. Их за это служители даже называли «комария» – вредитель. Басё, погрузившийся тогда в буддизм, проникся к дятлам уважением за то, что они не разрушили домик почитаемого им монаха.

Мой перевод:

Домик монаха В лесочке стоит, Дятел и летом Его не долбИт…

Очень рассмешил один из переводов: «Летняя роща, а домишко-то серого дятла цел-целёхенький». Думал, что это перевод совсем другого хайку.

В хайку об аисте Басё выражает восхищение умной птицей – у него она всегда ассоциируется с мудростью, осмотрительностью и домашним очагом:

Ко-но су-ни араси-но хока-но сакура кана.

Не стану утверждать, что хайку удобен для перевода. Есть сразу три слова, которые можно считать тематическими, из них одно можно рассматривать как сезонное – «вишня», символизирующая весну, время, когда аист начинает вить гнездо:

Над вишней кустистой аист летает, На самом верху жильё выбирает — Ветер там сильный хоть и гуляет, Ветки с гнездом совсем не качает.

Теперь о перелётных птицах. У Басё перелётные – чаще всего гуси «кари», символизирующие либо расставание, либо печаль:

Бё:ган-но ёдзаму-ни отитэ табинэ кана.

Как перелётный гусь больной Со стаей всей лететь невмочь, В холодной хижине чужой Провёл один я эту ночь.

В этом хайку Басё фактически рассказывает о себе – как осенью 1691-го года во время странствия он слёг и не смог продолжить своё путешествие. Тогда ему было 47 лет, но поэт часто болел, и смерть застала его уже через три года во время очередного похода.

Перелётные птицы часто становились темами или сезонными словами в хайку Басё с того времени, как он перешёл на образ жизни странника. Поэт иногда сравнивает себя с ними, как и в этом стихе.

Далее – простой на первый взгляд хайку с однозначно понимаемыми словами, однако вызвавший самые разные варианты перевода:

Хи-ни какару кумо я сибаси-но ватаритори.

В одних – «на небе облако и стая перелётных птиц», в других – «облако ушло, и видна стая перелётных птиц», в третьих – «думал, что небо скрыло солнце, а оказалось, что это стая перелётных птиц». А всё дело в том, что поэт не указал действие, опустив глагол. Я вслед за японскими толкователями склоняюсь к третьему варианту:

Наверно, туча скрыла солнце, Подумал я, увидев тень, То птиц кочующая стая Затмила небо в ясный день.

К часто становящимися жертвами охоты или каких-либо стихийных обстоятельств уткам и их разновидностям поэт всегда относился с сочувствием. С жалостью к несчастной птице он пишет хайку о торговце на рынке, размахивающем убитой птицей, в других, как в следующем, он рассказывает об их незавидной судьбе во время разлива реки после майских дождей «самидарэ» – по иероглифам – «гогацуамэ»:

Самидарэ-ни нио-но укису-о миниюкан.

На первый взгляд «ми-ни юкан» должно означать – «не пойду смотреть», но у Басё глагол «ику» – «идти», в таком виде означает приглашение к действию:

На озере резвятся утки, Но в майский дождь им не до шутки. Пойду смотреть, как наяву Дрейфуют гнёзда на плаву.

Глава седьмая. Насекомые, деревья, цветы

Продолжая тему сезонных слов, перейду к стихам о насекомых – их тоже довольно много встречается в хайку Басё периода увлечения философией духовного единения человека и природы. Наиболее символичны в этом смысле хайку с использованием слова «сэми» – «цикада». В качестве первого примера приведу стих, считающийся одним из шедевров позднего периода творчества Басё, или, говоря другими словами, наивысшего расцвета его таланта и сочинительской активности.